Григорий Ярцев - Родословные [СИ]

Григорий Юрьевич Ярцев

Родословные [СИ]

ГЛАВА 1

Апрель 2015-го оказался для чарующего своей архитектурой Калининграда куда более дождливым и серым, нежели обычно. Впрочем, это нисколько не смущало его жителей, давно привыкших к подобным капризам погоды. Уже давно за полночь и город заботливо окутало мраком, а сверху над ним сгущались тучи. Тускло освещаемые лунным светом они отдаленно напоминали оскалившиеся пасти псов, готовых вцепиться друг другу в глотки. Где-то там, глубоко внутри туч, на мгновения вспыхивали еле заметные посеребренные огоньки. Казалось, вот-вот ударит гром.

Но вопреки ожиданиям, ударил ящик, ящик с сочными яблоками упал и с треском разбился о мокрый асфальт. Красные яблоки, неестественно яркие и сильно выделявшиеся на фоне мрачно-серых тонов порта с отскоками катились по мокрой земле. Вверх – вниз, вверх и вниз, словно кардиограмма жизненного цикла каждого человека, каждого, за исключением Гавриила. Его жизненный цикл медленно, но уверенно сползал вниз, скатывался по наклонной на протяжении всей жизни. Вот и сейчас, Гавриил, самый обычный работник порта, разгружающий суда по ночам, корчась от боли, рухнул вслед за ящиком.

Кости его худощавого, но жилистого тела ломало так, словно каждая из них раскалывалась на мелкие осколки. Его судорожно трясло, он пытался подняться, но стреляющая по всему телу боль не позволяла ему. Он хотел было закричать, дабы позвать на помощь, но ему не удалось издать ни звука. Беззвучный крик замер на его широко открытом рту. Его будто бы лишили голоса, оставив только хруст ломающихся костей, слышимый им одним.

Сверкнула молния.

Ее свет оказался настолько ярким и ослепляющим взор, что Гавриилу на мгновение подумалось, что эта вспышка станет последним ярким пятном, возможно, самым светлым, увиденным им в жизни.

Раздался раскат грома, чей грохот прокатился звуковым ураганом, сотрясая каждую кость в его стонущем от дикой боли теле. Капли дождя стеной обрушились на его тело, вонзаясь в него тысячей игл. Приступ удушья, дышать становилось все труднее и с каждым вздохом, легкие, казалось, наполнялись песком.

В глазах темнело.

Гавриил невольно ожидал, что вот-вот, вся его жизнь пролетит перед глазами, но вопреки своим ожиданиям он начал видеть события, свидетелем которых никак не мог стать. Они врезались в его сознание и память совершенно хаотично.

Поначалу все затянуло леденящим мраком, и отголоски сознания Гавриила оказались где-то в кромешной тьме, где-то в месте, лишенном границ. И границы эти расширялись тем больше, чем темнее становилось все вокруг. Казалось, это могло длиться бесконечно, как вдруг окружающая тьма обернулась ночным небом, усеянным тысячами сверкающих звезд.

Глубокой ночью охотники в лохмотьях, освещаемые холодным лунным светом, сжимают длинные деревянные колья в руках, украдкой идут меж высокой, по пояс, траве, осторожно подбираясь к своей будущей добыче. Этой прохладной ночью она укрылась под небольшим уступом горы и издалека была похожа на огромный совершенно несуразный камень. Охотники приближались и неожиданно то, что секунду назад казалось огромным и недвижимым камнем сделало глубокий тяжелый вдох, будто сквозь сон, почуяв опасность, готовилось вот-вот пробудиться. Охотники тут же замерли. В шелесте высокой травы, игриво погоняемой ветром, ничто не выдавало их присутствия. Один из охотников, самый крупный и высокий из них, видимо – вожак, подойдя достаточно близко, издал едва слышимый стрекочущий звук-сигнал. Остальные охотники согнулись в спинах и замерли в ожидании. На вершине уступа, вдруг, по команде сигнала, появились силуэты еще одной группы охотников, а за ними – тяжело подкатанный к выступу, готовый в любой момент обрушиться на существо внизу массивный камень округлой формы. Подавший сигнал охотник одним отточенным движением метнул копье в спящее глубоким сном огромное животное, грубые очертания которого отчетливо обрамлялись лунным светом. Раздался оглушающий рев. Зверь, не успев отойти ото сна и поднять свою тушу с земли, лишь изогнутыми бивнями блеснул над высокой травой в посеребренном свете луны, как его, уже навсегда, прибил к земле массивный камень, рухнувший сверху…

…яркая вспышка и перед глазами Гавриила растянулась бескрайняя пустыня, и черные точки на ее волнистых песчаных холмах – рабы в набедренных повязках, чью покрытую рубцами кожу подгонял знойный раскаленный ветер и плети истязателей. Рабы с трудом преодолевали золотой песок, но все же тащили на канатах за своими окровавленными спинами огромные камни к возвышающейся вдалеке пирамиде. Один из рабов, измученный жарой, жаждой и усталостью безжизненно упал в песок. Песчинки немедля начали заполнять каждый сантиметр его тела, каждую пору на коже, как вдруг из песка…

…прорезалась густая трава, а за ней, вдалеке, строители азиатской внешности воздвигали высокую стену, простирающуюся вдаль, и уходящую за горизонт, и взошедшее там солнце на миг ослепило Гавриила…

…солнечные лучи обрамляли величественное строение – Колизей, когда-то подаривший миру могучих и умелых воинов, зрелищные и кровавые сражения, а в центре арены – привязанная к столбу женщина, на ее грязном свободном одеянии виднелись пятна крови…

…толпа жадно орущих, почти ревущих людей, предвкушающих казнь женщины на столбе. Под ней неожиданно вспыхнуло пламя и когда его языки коснулись тела женщины, раздался пронзительный крик, вмиг затмивший собой ор одурманенных жестокостью и насилием людей…

…обреченные стоны, крики, доходящие до звериных, доносились откуда-то издалека. Из места, которое прижавшийся к влажной земле окопа солдат, в изношенной грязной шинели, не мог видеть. Его широко раскрытые глаза отчетливо передавали страх, вцепившись грязными пальцами в свою "моську", он в ужасе замер от происходящего вокруг – глухие звуки снарядов, разрывающиеся в нескольких метрах от него, свист то и дело пролетающих над головой пуль, десятки таких же напуганных и измотанных солдат по обе стороны от него. Прогремел взрыв, снаряд лег совсем рядом. Осколок пробил его шлем, а следом и голову, он не успел почувствовать, как что-то теплое и липкое стекало вниз по его голове, как земля под его ногами вдруг неожиданно резко содрогнулась…

…перед взором Гавриила возник огромный атомный взрыв. Он почувствовал дрожь, в то время как грибовидное облако, воспаряющее к небесам, уносило за собой сотни тысяч жизней. Гавриил мельком, еле разборчиво слышал их крики, а дрожь тем временем становилась все сильнее и сильнее пока в какой-то момент не нахлынула на него, ударив по ногам.

Гавриил будто бы почувствовал этот резкий толчок, а следом удар по голове, оборвавший цепочку странных видений. Яркая картина взрыва сменилась глубокой, беспросветной пустотой – Гавриил потерял сознание, его тело уже лежало на сыром асфальте. Он медленно, выдыхая, погрузился во мрак, сопровождавшийся чувством жуткого дискомфорта и легким жжением кожи.

Едва успев поднять веки, он увидел яркий, ослепительный свет, стремительно прорезавшийся сквозь его редкие ресницы. Потерявшись во времени и обманчивом потоке собственных ощущений, Гавриилу никак не удавалось сосредоточиться и взять себя в руки. Все будто окутало дурманящим туманом, а его движения сковывало что-то звенящее, отдающее холодом и запахом железа. В какой-то момент чувство беспомощности переполнило его, и вскоре обратилось необузданной яростью, озлобленностью на себя самого и свою беспомощность. Неожиданно, железные оковы показались ему совершенно невесомыми. Он потянул левую руку и цепь, сковывающая его с холодным полом, оборвалась, будто была и не из железа вовсе.

– Усмирите тварь! – отовсюду прозвучал чей-то грохочущий и хрипловатый голос.

Гавриил боялся вновь открывать глаза, свет был слишком ненавистен его взору. Потому, опираясь исключительно на свой слух, он искал источник звука, поворачивая головой, но безуспешно. Кожу продолжало жечь ярким светом, который вскоре погас. Гавриил осторожно приоткрыл глаза – сначала немного, а убедившись в отсутствии жгучего света, открыл их полностью.

Он обнаружил себя в знакомом, плохо освещенном помещении редко используемого склада, находящегося в порту Калининградского грузового района. Гавриил часто захаживал сюда, когда выпадала минутка, чтобы расслабиться и перевести дух от изнурительной работы, балуя себя сигаретой или тем, чем угостят другие, захаживающие сюда по той же причине. Практически безлюдное, тихое и сырое место. К слову, грузчиком Гавриил стал волею случая – твердо решив однажды изменить ход своей жизни, он отправился в тот самый порт Калининграда. По какой-то причине, известной одному ему, Гавриил был убежден в одном – порт имел весьма выгодное расположение. Он позволял добраться до стран самых разных убеждений, религиозных и политических нравов, но это привлекало его в последнюю очередь. Возможность сбежать от себя, своего прошлого туда, где возможно лучше и не станет, но и это не важно, главное – решиться, ступить на край. Собственно, именно так, переполненный решимостью и желанием отправиться в неизвестность Гавриил оказался в порту Калининграда, но вопреки своему рвению был ошибочно принят Михалычем за нового работника – грузчика и на удивление, получив в ту же ночь оплату за свой нелегкий труд, остался довольным, а переезд решил временно отложить. Михалыч был добрый пожилой мужик, но даже в свои годы оставался резким и напористым, а, быть может, возраст только усиливал в нем эти черты характера. Не в последнюю очередь резкость и напористость Михалыча сыграли на решении Гавриила. Завидев, как тот слоняется без дела Михалыч ошибочно принял его за одного из лентяев-грузчиков и рявкнул, да так, что Гавриил, позабыв обо всем на свете, принялся помогать мужикам разгружать ближайший контейнер. Правда, была в Михалыче одна странность, скорее даже не в нем, а в остальных. Все работники обращались к нему по-разному, по-своему. Кто-то Михалычем, кто-то Василичем, кто-то Иванычем и на каждое прозвище он отзывался как на свое собственное. Гавриил был из тех, кто называл его Михалычем и знал только, что Михалыч любил материться во всю глотку больше чем орать в нее.